Неточные совпадения
Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который
мелют защитники и
прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
Выскользнули в памяти слова товарища
прокурора о насилии, о
мести класса.
— Ну, а не
заметила ли подсудимая, когда доставала 40 рублей, сколько было денег? — спросил опять
прокурор.
Замечу, что Ракитин был из самых важных свидетелей и которым несомненно дорожил
прокурор.
«Рассердились и обиделись, — подумал он, — ну и черт!» Когда же рассказал, как он решился наконец дать отцу знак, что пришла Грушенька и чтобы тот отворил окно, то
прокурор и следователь совсем не обратили внимание на слово «знак», как бы не поняв вовсе, какое значение имеет тут это слово, так что Митя это даже
заметил.
Замечу раз навсегда: новоприбывший к нам Николай Парфенович, с самого начала своего у нас поприща, почувствовал к нашему Ипполиту Кирилловичу,
прокурору, необыкновенное уважение и почти сердцем сошелся с ним.
— Именно не
заметил, это вы прекрасно,
прокурор, — одобрил вдруг и Митя. Но далее пошла история внезапного решения Мити «устраниться» и «пропустить счастливых мимо себя». И он уже никак не мог, как давеча, решиться вновь разоблачать свое сердце и рассказывать про «царицу души своей». Ему претило пред этими холодными, «впивающимися в него, как клопы», людьми. А потому на повторенные вопросы заявил кратко и резко...
Вообще же надо
заметить, что
прокурор наш был слишком горяч и болезненно восприимчив.
— А не
заметили ли вы, — начал вдруг
прокурор, как будто и внимания не обратив на волнение Мити, — не
заметили ли вы, когда отбегали от окна: была ли дверь в сад, находящаяся в другом конце флигеля, отперта или нет?
Замечу кстати, что этот вопрос — действительно ли Федор Павлович недоплатил чего Мите? —
прокурор с особенною настойчивостью предлагал потом и всем тем свидетелям, которым мог его предложить, не исключая ни Алеши, ни Ивана Федоровича, но ни от кого из свидетелей не получил никакого точного сведения; все утверждали факт, и никто не мог представить хоть сколько-нибудь ясного доказательства.
— Но опять вы забываете то обстоятельство, — все так же сдержанно, но как бы уже торжествуя,
заметил прокурор, — что знаков и подавать было не надо, если дверь уже стояла отпертою, еще при вас, еще когда вы находились в саду…
— Будет сообразнее с смыслом, изображенным в своде законов, —
заметил прокурор.
Поль-Луи Курье уже
заметил в свое время, что палачи и
прокуроры становятся самыми вежливыми людьми. «Любезнейший палач, — пишет
прокурор, — вы меня дружески одолжите, приняв на себя труд, если вас это не обеспокоит, отрубить завтра утром голову такому-то». И палач торопится отвечать, что «он считает себя счастливым, что такой безделицей может сделать приятное г.
прокурору, и остается всегда готовый к его услугам — палач». А тот — третий, остается преданным без головы.
Радомирецкий… Добродушный старик, плохо выбритый, с птичьим горбатым носом, вечно кричащий. Средними нотами своего голоса он, кажется, никогда не пользовался, и все же его совсем не боялись. Преподавал он в высших классах год от году упраздняемую латынь, а в низших — русскую и славянскую грамматику. Казалось, что у этого человека половина внимания утратилась, и он не
замечал уже многого, происходящего на его глазах… Точно у него, как у щедринского
прокурора, одно око было дреманое.
— Но разве вы не
заметили, что она очень глупа, — проговорил
прокурор.
Вихров начал снова свое чтение. С наступлением пятой главы инженер снова взглянул на сестру и даже делал ей знак головой, но она как будто бы даже и не
замечала этого. В седьмой главе инженер сам, по крайней мере, вышел из комнаты и все время ее чтения ходил по зале, желая перед сестрой показать, что он даже не в состоянии был слушать того, что тут читалось.
Прокурор же слушал довольно равнодушно. Ему только было скучно. Он вовсе не привык так помногу выслушивать чтения повестей.
— Погоди, постой, любезный, господин Вихров нас рассудит! — воскликнул он и обратился затем ко мне: — Брат мой изволит служить
прокурором; очень
смело, энергически подает против губернатора протесты, — все это прекрасно; но надобно знать-с, что их министр не косо смотрит на протесты против губернатора, а, напротив того, считает тех
прокуроров за дельных, которые делают это; наше же начальство, напротив, прямо дает нам знать, что мы, говорит, из-за вас переписываться ни с губернаторами, ни с другими министерствами не намерены.
— Да ведь в законе глупорожденные также отнесены к сумасшедшим, —
заметил было
прокурор.
Кажется, самые необходимые в его положении люди — исправник и
прокурор окружного суда. С них бы и следовало начать. Или с предводителя дворянства. Но начинать с них Передонову стало страшно. Предводитель Верига — генерал,
метит в губернаторы. Исправник,
прокурор — это страшные представители полиции и суда.
Отставной
прокурор выслушал его внимательно, понюхивая табачок из табакерки, украшенной изображением полногрудой нимфы, и искоса посматривая на гостя своими лукавыми, тоже табачного цвету, глазками; выслушал и потребовал «большей определительности в изложении фактических данных»; а
заметив, что Инсаров неохотно вдавался в подробности (он и приехал к нему скрепя сердце), ограничился советом вооружиться прежде всего «пенёнзами» и попросил побывать в другой раз, «когда у вас, — прибавил он, нюхая табак над раскрытою табакеркою, — прибудет доверчивости и убудет недоверчивости (он говорил на о).
Мельников.
Прокурор — может. Но наш
метит на высокую карьеру и едва ли решится. Хотя есть слух, что со стороны соучастников… деяния — хлопочут.
Татьяна. Вы не
замечаете, что мы с вами родственные души? Нет? Напрасно! Я актриса, человек холодный, желающий всегда только одного — играть хорошую роль. Вы тоже хотите играть хорошую роль и тоже бездушное существо. Скажите, вам хочется быть
прокурором, а?
— Не
мели вздору! — глухо оборвал его Теркин. Из-за чего я тебя стану спасать?.. Чтобы ты в третий раз растрату произвел?.. Будь у меня сейчас свободных сорок тысяч — я бы тебе копейки не дал, слышишь: копейки! Вы все бесстыдно изворовались, и товарищество на вере у вас завелось для укрывательства приятельских хищений!.. Честно,
мол, благородно!.. Вместо того чтобы тебя
прокурору выдать, за тебя вносят! Из каких денег? Из банковских!.. У разночинца взять? Ха-ха!
— Пожалуй, что и так, — после некоторого раздумья
заметил Колесин. — Но тогда Мардарьеву надо идти в суд, к
прокурору.
— Допросим теперь Якова, —
заметил товарищ
прокурора, сделав вид, что не слыхал последней фразы следователя.
— Будьте, главное, откровенны и правдивы, —
заметил прокурор, — и тогда я постараюсь улучшить ваше положение, оставю вас до суда на свободе, разрешу свидание с господином Савиным.
— Уж, право, не знаю, —
заметил помощник смотрителя, — если вы недовольны и признаете себя неправильно арестованным, жалуйтесь
прокурору.
Надо
заметить, что вскоре по получении места обер-прокурора 3-го департамента сената, Иван Сергеевич, перетащил Осипа Федоровича Гречихина в обер-секретари.
Он однажды опоздал приехать во дворец, и государь, выйдя, по обыкновению, в шесть часов к своим министрам, тотчас
заметил, что генерал-прокурора еще не было.